Фестшрифт 75

Шагоян Г.

«ВИЗИТКИ» АРМЯНСКОЙ СВАДЬБЫ

Во время лекций С.А. Арутюнова в ЕГУ, которые мы каждый год ждем с  большим нетерпением, ГУСАБА не раз предла­гал взглянуть на те или иные события с высоты птичьего полета. Конечно, такой взгляд доступен только мастерам класса Сергея Александровича. В данной статье мы попытались взглянуть на армянскую свадьбу, если не с высоты юбиляра, то хотя бы с высоты балкона дома, где он всегда желанный гость.

Свадьба вызывала и продолжает вызывать иконографические, предметные или визуальные ас­социа­ции, которые репрезенти­ру­ют этот обряд как нечто це­лое. Через выделение этих основных символов проще обнаружить важнейшие культурные темы, отраженные в свадь­бе, такие как брак, создание семьи и человека. Армянскую свадьбу можно разделить на три услов­ных типа: традиционный, советский (или советского периода) и современный (начиная с конца 1980‑х гг.). Понятие «традиционная свадьба» мы используем в принятом в армянской этнографии значении, где «традиционной» понимается армянская культура XIX в. – начала XX в. Обрывочность описаний и недостаточность материалов по армянской свадьбе более раннего периода не позволяют выделить другие типологические разновидности. Но принимая во внимание, что термин «традиционная культура» является также синонимичным определением для архаичных культур, мы более древний материал по армянской свадьбе рассмотрели в рамках традиционной свадьбы. Отметим, что изменчивость отдельных символов и ритуалов по сравнению с объемом сохранив­ших­ся ком­по­нен­тов скорее незначительна. Это хорошо видно в социологическом исследовании 1970-х гг, где со­поставление советской и традицион­ной свадь­бы делалось на сравнении лишь нескольких приз­наков: наличия во время свадьбы кавора (посаженного отца), а также азаббаши (главы дружек) и сестры невесты, свадебного застолья и путешествия, устройства и проведения свадьбы с родительского согласия на брак, отношения к регистрации брака в ЗАГС-е.[1] Здесь уместно вспомнить замечание В. Тэрнера об изменчивости ритуальной жизни: «Поскольку общества не застыв­шие структуры, а процессы, отзывающиеся на перемены, то в них возникают или заимствуются новые ритуалы, а старые хиреют и исчезают. Тем не менее, в этом потоке постоянных изменений, новых поводов для ритуалов, даже новых ритуальных конфигураций сохраняются формы, которые чаще принимают вид вариантов старого, чем радикальной новизны»[2]. Поэтому без семантического анализа символов невоз­можно определить, является ли данная новация в обряде лишь модернизацией традиционного элемента или это принципиально новое явление, которое иногда может маскиро­ваться под традиционный символ или ритуал. Например, в одной из свадеб в г. Ереване 2001 г., по сценарию жениха, после венчания новобрачные вместе с гостями начали 'обходной' танец (впереди шли жених и невеста со свечами, а за ними остальные гости) вокруг нурца (свадебного древа). К этому обряду было приурочено выступление этно­гра­фи­чес­кого вокально-танцевального ансамбля «Акунк». По мнению жениха, благодаря этому ритуалу их свадьба «национализировалась», хотя подобного обрядового танца в традиционной армянской свадьбе нигде не зарегистрировано. Известное нам единственное описание танца вокруг нурца представлено в работе Р. Пикичян[3], согласно которой этот ритуальный танец был зарегистрирован в свадьбе алашкертских армян и исполнялся в доме жениха без присутствия невесты во время обряда его одевания.

Ритуалу вообще свойствен принцип накопления, это означает, что несмотря на наше условное деление свадебного обряда на три типа, в современной свадьбе можно видеть обилие как традиционных элементов, так и нововведений советского периода. Корректней было бы говорить лишь о некоторых тенденциях символотворчества в свадьбах разного периода. Ниже рассмотрим, как меняется приоритетность образов жениха и невесты в свадебной символике в зависимости от типа свадьбы.

                

Одно из ранних изображений свадьбы было обнаружено на горельефе камня (по-видимому, могильного), вставленного в стену церкви с. Ацарат Гаварского района[4]. По описанию Србуи Лисицян, там изображены невеста и жених на лошадях при сопровождении пешей свиты: музыкантов, главы дружек с жениховым дре­вом в руках[5]. Возле лошади жениха, по-видимому, кавор, а возле лошади невесты – ее свадебный брат[6]. Итак, свадьба здесь представлена в момент перемещения, а неопровержимой подсказкой то­­го, что перед нами свадебная сцена – наличие женихова древа. Последнее является обязатель­ным атрибутом изображений свадеб и в армянской миниатюре, где тема участия Христа на канской свадьбе стала поводом изображения свадебных

Варианты женихова древа из экспозиции Гос. этнографи­чес­ко­го музея Армении

Могильная плита в Ноемберяне

сцен (XIII – XIV вв.)[7]. Поскольку учас­тие Христа здесь играет основную роль содержания, то сама свадьба выступает исключи­тельно как фон, условие, которое должно быть узнано по некоторым деталям. В огром­ной рабо­те Паоло Веронезе «Свадьба в Кане» (1563, Лувр, 10х6м) изображено пиршество, объеди­ня­ю­щее око­ло ста тридцати фигур, среди которых государи Европы от Сулеймана I до Карла IX, а среди му­зыкантов – Тициан, Тинторетто и сам Веронезе[8]; однако среди этого множества гостей же­них и невеста никак не отмечены. Для того, чтобы вычислить главных персонажей свадьбы, на по­лотнах художника иногда просто необходимо знание этногра­фи­ческих деталей (например, особая отмеченность мест жениха и невесты), иначе молодая пара теряется в массе гостей. В армянских миниатюрах невеста обычно отсутствует, поскольку на традиционной свадьбе она действи­тель­но не садится за стол, а отгорожена от гостей занавесью. Соответственно средневековый армянский свадебный пир проходил скорее под знаком жениха и его непременного атрибута – женихова древа[9] (иногда в форме штандарта). Даже символизирующее молодо­же­нов сочетание красной и зеленой лент или косынок (в качестве коспанда) до середины XX века, будучи доминирующим элементом свадебной атрибутики, в основном украшали жениха и ритуальных персонажей тойбаши (управляющий плясками), азаббаши и кавора, выполняющих некоторые жениховские функции. Помимо жениха и его «ритуальных двойников» красной и зеленой лентами украшали также свадебную лошадь, сини (поднос), выпивку, а вплоть до 1980-х гг. также свадебные машины. Хотя косбанд (или

Неизвестный художник, Свадьба в Кане. Евангелие XV в. Хозан ? Рук. № 5511. Армянская миниатюра. Васпуракан. Ер., 1978. Рис. 59.

хач готи[10] – крест-пояс) в более ранних описаниях необязательно красный и зеленый, в некоторых случаях указывается, что это пестрые шелковые платки[11], а на упомя­нутой миниатюре XV в.[12] они выполнены желтова­тым узором на коричневом фоне. На миниатюре XVI в., где свадьба в Кане изобра­же­на в момент венчания (поэтому здесь кроме

Свадьба в Кане. Евангелие, XV в., Институт древних рукописей Матенадаран, Рук. № 5511, лист 4a.

же­ниха есть и изображение невесты), зелеными рост­ками и красными пло­дами разукрашено же­нихово древо[13]. В опи­сании свадьбы XIV в., снабженного подроб­ны­ми христианскими тол­ко­ваниями автора, со­гласно которым крас­ный крест-пояс предписывался повязывать по­верх белой одежды жениха, где белый цвет симво­лизировал его девственность, а красный крест-пояс был знаком мощи и благословения креста[14]. Очевидно, что такое значение креста-пояса (если оно тождественно косбанду) является экзегетическим[15] тол­кованием монаха-писца и не отражает глубинной семантики косбанда, символизирую­щего отнюдь не крест. Перекре­щенные две косые нарядные ленты (косбант/д) скорее отражают суть свадьбы – соединение двух, перекрещение путей двух людей. Можно даже предположить, что это переход жениха: отметка начала пути перед отправлением за невестой (именно тогда его обвязывают первой лентой) и возвращение (вторую ленту ему обвязывают родственницы невесты в ее доме). Так или иначе референтным здесь является не крест, а 'два', 'сдвоенные', 'соединение двух'. В источниках не указывается соответствие места повязки и цвета ленты, наши информанты большей частью утверждали, что строгого соответствия нет и что ленты даже могут быть и других цветов. Правда, в Ехегнадзорском районе некоторые информанты подчеркивали, что в доме жениха повязывали именно зеленую ленту, а в доме невесты – красную.

Таким образом, приоритетным в символике традиционной свадьбы является образ жениха и связанные с ним ритуалы и атрибуты (ср. 'резание вола', 'бритье жениха', 'приготовление женихова древа', 'одевание жениха', 'суд жениха', 'охота жениха' и т.п.).

 Невеста, как и персонажи ее стороны, не носили коспанд или подобные отличительные ат­ри­­­буты. Однако нередко можно встретить определение 'красно-зеленая' и для невесты, приписы­вающее эту цветовую гамму ее костюму, хотя на деле последний представлял собой лишь более на­ряд­ный традиционный костюм[16] того или иного этнографического района (в котором зеленым цветом могли украшать лишь некоторые элементы декора или он мог вообще отсутствовать). Костюм невесты настолько полно воспроизводил идеальную модель традиционного костюма и ассоциировался с ним, что, например у амшенских армян еще в 90-е годы XIX в., а в отдельных местах и позже вышедшая из употребления традиционная женская одежда продолжала бытовать в качестве костюма невесты[17]. Надо заметить, что женский ритуальный костюм, впрочем как и многие другие элементы культуры, связанные с женским бытом, более консервативны. Это хорошо наблюдается в «последнем звонке» – устоявшемся ритуале выпускников средних школ, которые переняли эту традицию вместе со школьной формой для девочек у советской школы. И хотя школьницы независимой Армении не имеют унифицированной школьной формы, но для выпускного вечера они в первый и последний раз облачаются в этот костюм советского школьного праздничного быта. Впрочем, история возникновения ритуального костюма современных армянских школьниц может служить иллюстрацией последова­тель­ности изменения функций костюма, выведенной П.Г. Богатыревым: «Переходы осу­ществляются часто в такой последовательности: будничный костюм, праз­днич­ный костюм, торжественный костюм, обрядовый костюм»[18]. Действительно буд­нич­ная школьная форма девочек: коричневое платье и черный фартук, имели праз­дничную версию – с белым фартуком, которая и стала ритуальной (только однажды надеваемой) в постсоветской Армении, где белый фартук разрисовывался как па­мят­ный белый лист об окончании школы с подписями и пожеланиями одно­клас­сников.

Однако вернемся к красно-зеленой гамме в свадебном костюме молодоженов. Если думать, что привязка красного и зеленого цветов к образам жениха и невесты в Ехегнадзорской свадьбе носит не случайный характер (к этому можно добавить «цветовое подтверждение» из Зангезурской свадьбы, где во время шуточного танца одна из родственниц невесты пытается повязать красную ленту над уже повязанной на плече тойбаши зе­леной лентой[19]), то можно предположить, что в армянской традицион­ной свадьбе зеленая лента сим­во­лизировала скорее жениха, а красная – невесту. Еще одним указанием связи красного с не­вес­той может служить тот факт, что панталоны невесты, в отличие от белых мужских, обычно были красными. Вообще в костюме невесты, как и в женском костюме многих этнографиче­с­ких районов Армении, красный цвет доминировал, обязательно красными были также фартук не­весты[20] и часто – фата. Народная этимология vartik‘ (панталоны) связывает это слово с vard (роза), однако научная эти­мология возводит это слово к пхл. глаголу var[21] – закрывать, к функции, которую принято приписывать переднику/фартуку. Интересно, что в свадебном кос­тюме армянской невесты красный цвет фартука и панталон тем самым выдает генетическую связь этих элементов женской одежды.

Семантика красного в зависимости от контекста варьирует от значения отрицательно-кровавого до молодого, цветущего или плодоносящего. В контексте тра­диционной армянской свадьбы именно последнее значение является доми­ни­рую­щим в семантике многих символов, что естественно продиктовано одним из важ­нейших назначений свадьбы как ратификации права брачной пары на создание потомства. Таким образом, красным цветом в костюме армянской невесты, с одной сто­роны, скрывают буквальное или символическое женское лоно, а с другой, рас­крывают его суть – плодовитость[22]. 

Более общее значение красно-зеленого сочетания является идея пестроты, цве­тения (ср. мо­ло­дости) и синонимичные им идея брака и парности, поскольку «пес­трота служит дополни­тель­ным акцентом семантики воссоединения»[23]. Эта идея, как мы показали, буквально иллюстри­ру­ет­ся обрядом повязывания косбанда жени­ху родственницами с обеих сторон. Не случайно крас­но-зеленое сочетание также встречается как декор на запястьях рубашки и на щиколотках пан­та­лон невесты, как бы перевязывая тело в уязвимых местах[24].

Помимо красной и зеленой лент (коспанда), идею пары в традиционной свадьбе можно уви­деть и на других предметах, сопровождающих обряд. Так, изображенные в верхней части одного из ритуальных ковров Гугарка фигурки мужчины и женщины выдают свадебное предназначе­ние данного ковра.[25] Эта традиция по-своему продолжается по сей день, с той разницей, что вместо стилизованных фигу­рок свадебные ковры, отмечающие места сидений жениха и невес­ты, украшаются именами или первыми буквами имен молодоженов (в основном в сельской свадь­бе). Условные фигурки жениха и невесты переместились на свадебный торт и стали его обязательным атрибутом.

Иллюстрация из А. Алпоачян, История армян Евдокии, Каир, 1952, с. 1505

В иллюстрациях к традиционной армянской свадьбе невеста изображалась как рядом[26] с же­ни­хом, так и без него – в окружении свадебной свиты[27]. Поскольку в свадебной процессии кон­ная невеста[28] действительно бросалась в глаза, то в советский период заменившие лошади ма­шины стали украшать изображающей невесту куклой, тем самым воспроизводя привычную визуальную картину традиционной свадебной процесии. С другой стороны, в силу приоритет­но­сти в советской свадьбе образа новобрачной пары (в отличие от жениха – в традиционной) сва­деб­ную куклу вскоре стал сопровождать плюшевый мишка – результат влияния русской свадь­бы. Впоследствии идея пары чаще олицетворялась сдвоенными обручальными кольцами, что также было заимствованием из советских реалий. Позднее к символам, украшающим машины, добавился еще один – лисья шкурка на капоте машины, в которой едет «лиса» (ałves)[29] – персонаж традиционной свадьбы, вестник свадебного поезда[30].

Итак, в традиционной свадьбе мы видим в символах отражение как образа жениха, так и невесты и новобрачной пары. Если попытаться разместить их по оси приоритетности (частоты), то на первом месте будет образ жениха, на втором – молодожены вместе, и на третьем – образ невесты.

Уже в начале века в городах было принято рассылать письменные приглашения[31]. Основной темой во время иллюстраций свадебных пригласитель­ных карточек в советский период является новобрачная пары: от фотографии молодоженов (иногда вставленные в рамку в форме сердца, рис. 2, 5) до изображе­ния пары голубков (рис.1) или двух цветков (рис. 3).

1     2 3

Пригласительные билеты на свадьбу, Ленинакан, 1970-е.

В селах приглашение могли рассылаться посредством детей, которые изображали жениха и невесту или реже мальчика-жениха и старуху-невесту. Дети как дублеры жениха и невесты (ср. «живые куклы») становятся настолько важными составляющими свадьбы, что попадают в «коммерческий набор свадебного сервиса». Так, во время экспозиции армянской свадьбы, организованной гостиницей «Армения Мариотт», среди в основном женских свадебных атрибутов, демонстрировались и свадебные наряды для маленьких девочек.

                                     

Ереван, 1980-е гг.

4

      В свадебных пригласительных билетах отдельной темой прослеживается сва­деб­ный пир, который обычно символизируется парой бо­калов, выпивкой и фруктами (рис. 4).  Интересно, что традиционное выражение: 'пара цветков' (zuyg całikner), часто используемое во время тостов в честь же­ниха и невесты, в свадебных пригласительных по­лучает буквальное вопло­ще­ние (см рис. 3). Свадебные сим­волы этого периода в основном отсылают к ро­ман­ти­ческим мотивам – символам романтической любви. Так, по­мимо сердечек и голубков на пригласительных по­я­ви­лась новая тема – свадебного путешествия через изо­бра­жение моря и кораблика/парусника (рис. 5).

      В советской свадьбе, по сравнению с тради­цион­ной, наблюдается тенденция к умножению символов и обрядов, относящихся к не­вес­те. Эта асимметрия доходит до своего пика в постсоветской/современной свадь­бе, которая сопровождается не столько символами плодородия или романтической любви (хотя они также не исключаются), сколько украшается различными ак­сес­су­а­рами, основанными на вкусах профессиональных салонов, для которых основной мишенью становится именно невеста. Атрибутами невесты украшаются не только машины (например, белыми и розовыми лентами, букетом), но и вся свадьбы

Украшение для свадебной машины

перекрашивается и обставляется в основном ее

Вывеска свадебного салона в Гюмри

символами. Куклу на капотах ма­шин заменил букет цветов, кото­рый очевидно связан с букетом не­весты – заимствованием из ев­ро­пейской свадьбы, хотя и от тра­ди­ционной свадьбы до нас дошло упо­минавшеееся уже выражение «па­ра цветов», обозначающее мо­ло­доженов. Букет на машинах ча­с­то сопровождается парой колец, сочетание которых «читается» как сердце, или просто сердцем (или парой сердец).

Из ежегодной выставки Expo-2004

Обложка журнал «Невеста»

Expo- 2004, Expo- 2005

Подавляющее большинство сва­дебных салонов но­сят женские име­на, а предлагаемый ассорти­мент товаров предназначен в ос­новном для невесты. Естественно, что рынок работает на «офор­мление» образа невесты, посколь­ку женщины вообще боль­ше под­вержены ритуализа­ции, осо­бенно если дело доходит до одежды, да и салоны красоты в первую очередь расчитаны на клиентов-женщин. Предпола­га­ется, что организа­ци­он­­­ные вопросы должны больше за­нимать невесту, чем жениха, и свадьба оказывается в сфере «жен­ских дел». На помощь устроительни­цам свадьбы приходят журнал – «Невеста»[32] или свадебные экспозиции[33], направленные на демонстрацию и рекламу свадебных салонов. Кстати, все пространство экспозиции в качестве основного фона украшалось идентичным белой фате невесты материалом. Создавалось ощущение, что, невеста заполняла собой все пространство выставки.

       

    

Итак, свадьбы, выходя за рамки семейного ритуала, становятся предприятием профессиональной сферы сервиса. Но несмотря на победу консьюмеризма в брачном обряде, современная свадьба особенно стремится к индивидуализму, что, на первый взгляд, противоречит принципу тиражированной продукции. Современные свадьбы, как правило, имеют сценариста (нанятого за плату или из числа родственников, чаще сами новобрачные), и если даже он организует весь процесс по не раз испробованной схеме, визуализация обряда находит разные пути репрезентации личной истории новобрачных. Особенно нагладно это отражается в видео-материалах, где от демонстрации фото-альбома жениха и невесты, сейчас дошли до создания условного фильма, где новобрачные буквально играют свою историю знакомства и любви. Кстати, в основном по тому же принципу построена передача телеканала «Армения» - «Моя пышная армянская свадьба», которая выходили в эфир в 2005-2006 гг. Можно обобщить, что в современной свадьбе важными установками символотворчества являются эстетизм, неповторимость и индивидуализм, а лидирующей моделью среди персонажей – невеста.

Итак, преобладающая символика традиционной армянской свадьбы, связанная с образом жениха, в советский период сменяется доминирующей темой брачной пары, а в современной свадьбы акцентирует в основном образ невесты, возвращаясь к этимологии армянского названия свадьбы (harsanik‘ от hars 'невеста')^[34]. Что касается основного содержания большинства символов – темы плодородия, то ее проявления можно наблюдать не только в традиционной свадьбе, но и в советской и современных свадьбах. Например, свадебные пригласительные билеты советского периода часто включали изображения «профанных» ваз с фруктами, заменяющие традиционные ритуальные сини. В современных богатых свадьбах хотя традиционные фрукты заменяются «заморскими», более ассоциируемые с плодородием, но тема плодородия раскрывается другим нововведением – подвешанным к потолку зала, где проходит свадебный пир, большим воздушным шаром, при прокалывании которого вылетает множество маленьких воздушных шариков^[35]. Возвращаясь к приоритетности значений основных символов в контексте динамики трансформации армянской свадьбы, схематично можно представить три следующие оси:

	вид свадьбы	мотив оформления	на кого ориентирована	приоритетный персонаж
а)	традиционная	символика плодородия	общину (ср. макрокосм)	жених
б)	советская	романтизм	семью (ср. мезокосм)	новобрачная пара
в)	современная	эклектическая комбинация предыдущих, с подчеркнутой эстетикой оформления	индивидуума (ср. микрокосм)	невеста

      Отдельную тему свадебной символики составляют национальные символы, тема патриотизма, которая часто передается через обзор реального или символического ландшафта[36]. Интересно, что появившаяся в последнее время мода на авторские ярлыки с фотографиями жениха и невесты для свадебного конъяка предполагает изображение в качестве фона горы Арарат не только в Ереване, где гора видна реально, но и в других районах (например Шираке).

Таким образом, если видеозаставка местного ландшафта обычно передающая идею «всего мира», вмещается в границах своего «провинциального» мира, представляя реальный ландшафт, то конъячный ярлык, скорее, репрезентирует «армянской мир», посредством более общих символов армянской идентичности (ср. конъяк и изображение Арарата как наиболее распространенных туристических визитных карточек Армении). Впрочем, и конъяк, как обязательный ритуальный атрибут свадьбы, так и двуглавый Арарат, передающий также и идею парности, вписываются в символику армянской свадьбы. Например, на одной ехегнадзорской свадьбе шоколадный Арарат увенчал свадебный торт, занимая его центр, вместо фигурок жениха и невесты.

      Появление национальных символов скорее соотносится с идеей общинности (ср. макрокосм) традиционной свадьбы, что, видимо, говорит о возможности «ротации» указанных приоритетов.

[37]

---

[1] Население Еревана. Этносоциологическое исследовния. Отв. ред. Ю.В. Арутюнян, Э.Т. Карапетян, Ер., 1986, с. 153-203.

[2] В.Тэрнер, Символы в африканском ритуале // в его книге: Символ и ритуал. М., 1983, с. 33.

[3] Р.Пикичян, Об одном древнем варианте величания жениха // Республиканская научная конфе­рен­ция, посвященная итогам этнографических и фольклорных полевых материалов 1984-1985 гг. Ин­сти­тут археологии и этнографии АН АрмССР. Ер., 1987, с. 70-71 (на арм. яз.); H. Pikichian, The Wedding Tree // Armenian Folk Arts, Culture, and Identity. Ed. by L.Abrahamian and N.Sweezy, Indiana University Press, 2001, pp. 255-259.

[4] См.: Вино в армянской традиционной культуре. Ер., 2005. Таб. 232 (на арм. яз.).

[5] См.: Срб. Лисицян, Старинные пляски и театральные представления армянского народа, т. II, Ер. 1972, таб. XV, рис. 1 (Срб. Лисицян по ошибке вместо церкви села Ацарат указывает село Норатус).

[6] См. там же.

[7] См., например, Armenian miniatures of the 13^th and 14^th centuries. The Matenadaran collection. Yerevan. Leningrad, 1984, рис. 53, 154; Армянская миниатюра. Васпуракан. Неизвестный художник, Свадьба в Кане. Евангелие XV в. Хозан ? Рук. № 5511. Ер., 1978. Рис. 59.

[8] См.: Ю. Колпинский, Изобразительное искусство Венеции и прилегающих областей. – Всеобщая история искусств, т. III, М., 1962, с. 272-273.

[9] Женихово древо настолько часто ассоциировалось с женихом, что на могильных плитах молодых мужчин они изображались держа такое древо. См., например, изображение мужчины и женщины на одной из могильных плит Ноемберяна, где мужчина держит так дерево (см. рис. Могильная плита  в Ноемберяне) – из материалов студенческой этнографической экспедиции Ереванского государственного университета за 1973 г. // Архив Ю.М. Мкртумяна, Архив отдела этнографии Института археологии и этнографии НАН РА. Изображение этого древа стали почти каноничным и оно сразу узнается вне зависимости от материала, на котором выведено: камень, ковер, миниатюра. А в изображении молодых людей в роли жениха можно видеть традицию, которая имела продолжение и в ХХ веке, когда молодых девушек, скончавшихся в возрасте вступления в брак, хоронили в белом костюме невесты. О таких случаях нам любезно рассказала этнограф Светлана Погосян. 

[10] Под таким названием косбанд встречается в одном описании свадьбы, которое некоторые авторы от­носят к XVI в., а другие считают работой 14 в. См. А. Мхитарян, Об одном толковании сред­не­ве­ко­вых свадебных обрядов (новое переиздание одной рукописи конца XIV – начала XV вв.). с. 145 (на арм. яз.). Об этой же рукописи см также В. Бдоян, Описание свадебных обрядов и обычаев, за­ре­ги­стрированных в 14-м веке // Вестник Матенадарана. Ер., № 3, 1956, с. 53-56 (на арм. яз.); Ста­рин­ные свадебные национальные обычаи // «Базмавеп», Ер., № 3, 1956, с. 53 (на арм. яз.).

[11] Г. Гезалян, Этнография Муса Лера. Ер., 2001, с. 159 (на арм. яз.).

[12] Свадьба в Кане. Евангелие, XV в., Институт древних рукописей Матенадаран, Рук. № 5511.

[13] Свадьба в Кане. Миниатюра Саргиса Мазмана, 1592, Боленц (Мокс), Институт древних рукописей Матенадаран, Рук. № 5516, лист 12b.

[14] См.: А. Мхитарян, Указ. раб., с. 145.

[15] Экзегетический параметр символов, по Тэрнеру, заключается в объяснениях, которые даются исследователю исполнителями в ритуальной системе. См. В. Тэрнер, Указ.раб., с. 41-42. Ср. с поня­ти­ем «мотивированные действия» П.Г. Богатырева. См.: П.Г. Богатырев, Магические действия, об­ря­ды и верования Закарпатья. – в его книге: Вопросы теории народного искусства, М., 1971, с. 190-193, 195-196, 200-202.254-261.

[16] Об этом см. С. Погосян,Традиционный костюм в Шираке и Джавахке в конце 19-го в. – начале 20-го в. Кандидатская диссертация, Ер., 1994, с. 115.

[17] И.В. Кузнецов. Одежда армян Понта. Семиотика материальной культуры, М., (Издательская фирма «Восточная литература» РАН) 1995, с. 37.

[18] П.Г. Богатырев, Функции национального костюма в Моравской Словакии // в его книге: Вопросы теории народного искусства, М., 1971, с. 307.

[19] Об этом см.: Г. Шагоян, «Начало» в мифологическом контексте некоторых обрядовых плясок армянской свадь­бы // Восьмая республиканская научная конференция по армянскому искусству. Тезисы докладов, 1997, с. 87-88.

[20] См.: С. Погосян. Диссертация, с. 116.

[21] См.: Г.Ачарян. Корневой этимологический словарь армянского языка. Т. 4, Ер., 1979, с. 325.  

[22] S. Poghosyan, Costume // Armenian Folk Arts, Culture, and Identity. Ed. by L. Abrahamian and N. Sweezy, Indiana University Press, 2001, pp. 184-185.

[23] И.В. Кузнецов. Одежда армян Понта, с. 56.

[24] «Отождествление «пестроты» с «воссоединением» проясняет почему часто места сшивания раз­лич­ных компонентов одежды, например плечи женской рубахи русских из Воронежской губернии или кромка тульи, соединяющаяся с донышком мужской разновидности феса гдак армян Сасуна, подчеркнуто пестро окрашены». – И.В. Кузнецов. Одежда армян Понта, с. 57. В Джавахке панта­ло­ны невесты выше колен были белого цвета, а ниже – красного и зеленого. – С. Погосян. Традиционный костюм в Шираке и Джавахке, с. 116.

[25] Ковер демонстрируется в экспозиции армянской свадьбы в Государственном музее этнографии Армении и национально-освободительной борьбы – ГМЭА 6938/89, Ритуальный ковер, начало XX века, Гугарк, 120/370 см. Кстати, на этом ковре есть также изображение жениховского древа.

[26] См. напр., А.Е. Тер-Сарксянц. Брак и свадебный цикл у армян (вторая половина XIX – начало XXв.) // Кавказский этнографический сборник, IX, М., 1989, рис.25, с. 258; Л.Г. Минасян, Сельское слово и дело. Новая Джуга. Каир, 1998, с. 241 (на арм. яз.). А. Алпоачян, История армян Евдокии, Каир, 1952, с. 1505 (на арм. яз.).

[27] Л.Г. Минасян, Указ. раб., с. 240.

[28] А.Алпоачян, Указ. раб., с. 1503£

[29] Лиса как обязательный персонаж армянской свадьбы известна по крайней мере с 14 в.– см. В. Бдоян, Указ. раб., с. 55.

[30] О машинах, украшенных лисой, см. Л.А. Абрамян, Р.В. Пикичян. Заметки по этнографии современ­но­го города II. Автомобильная культура Еревана // Этноконтактные зоны в европейской части СССР, М., 1989, с. 154.

[31] В случае, если в городе не было типографии, такие приглашения писали от руки (А. Алпоачян, История армян Евдокии, Каир, 1952, с. 1504), а иногда приглашение вывешивалось на церковных стенах (А. Алпоачян, Летопись кутинских армян, Бейрут, 1961, с. 150).

[32] Журнал начал выходить с 2004 г, пока вышли три номера и на обложках всех номеров изображена невеста.

[33] Ср. ставший уже традиционным ежегодную выставку Expo-, инициированная гостиницей «Армения-Мариотт», где были представлены различные коммерческие единицы, обслуживаяющие свадьбы: от свадебных салонов, фирм по видео- и фото-съемке свадеб до туристических агентств, предлагающие услуги по организации свадебных путешествий.

[34] См. Г. Ачарян, Корневой этимологический словарь армянского языка, Ер., 1977, т. 3, с. 62.

[35] Кстати, именно этим ритуалом завершилась вышеупомянутая свадебная выставка Expo-2004.

[36] Об этом см., напр. Г.А. Шагоян, Оператор как новый персонаж армянской свадьбы. – Этнографи­ческое обозрение, М., 1999, N2, с. 49.